СТОЛКНОВЕНИЕ С ИНЫМ. "Опыты" Марины Вишневецкой

В творческой биографии Марины Вишневецкой "Опыты" сыграли роль совершенно особую даже не потому, что повесть "Опыт любви" принесла две, как кажется, незапланированные литературные премии, а потому, что этот сборник сделал из мастеровитого автора, занимающего в литературе достойное место, прозаика, определяющего лицо современной литературы. Вишневецкая акцентировала важную, но, по-видимому, невостребованную сегодня линию в реализме: показывать не типичность уникального, но уникальность обыкновенного. В "Опытах" каждый текст - потрясение для читателя; в крайнем случае - серьезная встряска привычного багажа типовых знаний о человеке. ... Точную характеристику книге дает Анна Кузнецова: "Каждая из миниатюр Вишневецкой - синтез повести Пушкина с фрагментом Монтеня, а вернее, Паскаля, по- ... Работа лауреата Международного Волошинского конкурса-2010. ... скольку передает экзистенциальный опыт - и это самое удивительное. Потому что экзистенция - это всегда моя экзистенция. Это то самое индивидуальное и единичное, что делает одного человека не похожим на другого и совершенно не поддается описанию. Это тот опыт, который непередаваем, принципиально не объективируем и не имеет ничего общего с безличным фактом"1. ... При глубоком внутреннем единстве в замысле и в структуре "Опыты" - все же очень разные тексты. И не только потому, что запечатленный в них опыт различен. Различно отношение автора к своим героям. Предоставив им полную свободу слова, писательница, однако, не удаляется со сцены совсем - а значит, равноправие голосов остается мнимым, условным. Да, каждый опыт уникален, но не все они одинаково близки авторскому. Эти истории существуют в системе авторских ценностей и оценок, скрытых настолько глубоко, что однозначно реконструировать их вряд ли возможно, да и не нужно. ... Начать удобнее с того, что "выламывается" из системы: с текстов, где логика героев абсолютно чужда авторскому самосознанию. ... Квинтэссенцией всего самого чужого и пугающего становится для Вишневецкой герой рассказа "Опыт неучастия", который одним из главных достоинств своей личности считает "умение наблюдать и только". С ним происходят довольно странные на фоне других простых историй сборника события: любитель бесстрастно наблюдать за представителями женского пола, которые кажутся герою чуть ли не представителями другой расы, он неожиданно сам становится объектом наблюдения, адресатом любовных писем, автора которых никак не может определить. Последнее письмо приходит уже после смерти ... 1 Кузнецова А. А. А. К. (Опыт радости за другого) // Русский журнал. 2003. 11 марта. ... самого вероятного кандидата. В этом рассказе Вишневецкая рисует почти чудовищный портрет человека, отрешенного от всего человеческого, что придает истории, которая фантасмагорична сама по себе, легкий налет неправдивости. Нет и не может быть опыта неучастия у автора "Опытов", поэтому, формально воспроизводя логику персонажа от первого лица, Вишневецкая все равно остается внутренне чужой своему герою, и логика дает сбой. Она не видит в его судьбе загадки, пространства для развития души. Но "Опыт неучастия", пожалуй, - единственный рассказ Вишневецкой, где барьер между автором и героем не был преодолен. ... Как правило, Вишневецкая преодолевает эту преграду через индивидуализацию речевого портрета персонажа: вживаясь в чуждый "язык", усваивает и чуждую логику. Самый яркий пример такого языкового перевоплощения - рассказ "Опыт демонстрации траура": ... Когда скончался мой второй муж, в морге я была в черной прямой юбке до середины икры, в черном приталенном жакете и его любимой из искусственного шелка блузке, тоже черной, но спереди в белый горох, потому что мы уже несколько лет как состояли с ним в разводе. Мне повезло, что стоял уже конец августа и было довольно-таки прохладно, так что я смогла позволить себе старую, мамину еще с довоенных времен черную шляпку, плоскую, с приподнятым козырьком, с рыжим перышком и вуалькой. Я это сделала именно ради вуальки: я ведь не знала, какое впечатление на меня окажет общая атмосфера ритуального зала, который примерно за месяц перед тем открыли при нашем центральном морге, буду я плакать или не буду, и каким образом на меня за это посмотрят родственники от его последнего брака: мол, скажите, рыдает, будто любила его больше, чем мы! - и наоборот, сослуживцы, которых я знала, как облупленных, и они меня знали, и как он гулял от меня, знали, а все равно бы сказали: мол, столько лет прожила, а слезы из себя не выдавила. Так что вуаль соответствовала общей обстановке как нельзя лучше. ... Дмитрий Бавильский убедительно реконструирует логику кладбищенского квазигламура, лежащего в основе этого повествования: "Раиса Ивановна ведет себя как стихийный семиотик в духе Ролана Барта. Выбирая то или иное платье, акцентируя ту или иную деталь, она словно бы участвует в необъявленном смотре-конкурсе на адекватность ситуации в чужих глазах. Пьяные поминальщики воспринимают ее как вечную невесту, значит, цель достигнута, удовольствие от текста (наряд как набор знаков, как текст) получено.