НЕЗАВЕРШЕННОСТЬ ПРОШЕДШЕГО (О ТВОРЧЕСТВЕ АЛЖИРСКОЙ ПИСАТЕЛЬНИЦЫ МАЛИКИ МОКЕДДЕМ)

С. В. ПРОЖОГИНА ... Доктор филологических наук ... Ключевые слова: Малика Мокеддем, литература, Алжир, Франция ... После обретения независимости в результате долгой и трудной борьбы с колонизаторами в Алжире, казалось бы, распрощаться с "наследием Прошлого" обещано было всерьез. И всерьез совершались даже попытки строительства хотя и особой ("исламской"), но все-таки некоей формы "социалистического" устройства, гарантировавшего различные права гражданам народной и демократической республики. В том числе и права женщин, получивших доступ и к образованию, и работе, а значит, и большей свободе распоряжаться собственной жизнью, служить не только семье, но и обществу, приносить ему пользу, иметь возможность выбора профессии и даже своего местожительства за пределами родного селения, города, страны... ... Об этих, открывавшихся перед алжирцами и алжирками горизонтах Жизни и была написана молодым врачом по профессии, художником слова по призванию - Маликой Мокеддем ее первая книга "Люди, идущие вперед" (1990)1. О том, как извечно шли караваны кочевников, преодолевая Пустыню в поисках воды, пищи, новых стоянок, любила рассказывать героине повествования ее бабушка. Она напоминала внучке, выросшей в глинобитной хижине где-то на краю песчаной дюны, с одной стороны которой начиналась Сахара, а с другой - открывалась "дорога к Морю", что главное в жизни - это продвижение, "марш вперед", иначе - застой и смерть... ... Во многом вобравшая в себя биографические черты писательницы, героиня первой книги М. Мокеддем уедет на Запад и попробует там осуществить свои представления о Свободе, навсегда усвоив, однако, урок "своей Пустыни". ... НЕПРЕОДОЛЕННАЯ ПУСТЫНЯ ... Это пространство "открытых горизонтов", рождающих Мечту и необходимость Движения, еще долго будет тревожить воображение писательницы и станет неотъемлемым атрибутом повествования практически всех ее последующих произведений ("Век саранчи" (1992); "Запретная" (1993); "Мечты и убийцы" (1995); "Ночь ящерицы" (1998); "Я продолжаю" (2001) и др.). ... Но образ Пустыни в книгах М. Мокеддем наделен не только метафорой Пути (как предназначенности Человека идти вперед). Для нее это память о "родном истоке": героиня помнит его не только как согретую любовью колыбель свою, но и как объятое людской ненавистью место своего изгойства, отчуждения, вынужденности расставания с любимым с детства пейзажем, открывавшим простор для полета ее души... ... Именно таким и оказалось восприятие своей новой встречи с "родной Пустыней" в повести М. Мокеддем "Запретная"2. Вынужденное возвращение на родину, оставленную полтора десятилетия назад, не принесло героине ни радости узнавания неизменности пространства песков, ни радости увиденных здесь перемен. ... ...Быть "Запретной" ("Interdite"3) означало для девочки, а потом и девушки многие мучительно тянувшиеся годы под ненавистным взором односельчан, не прощавших ей "историю позора", покрывшего навсегда ее мать. Ту заподозрил муж (наслушавшись сплетен соседок) в измене и однажды, придравшись к тому, что жена пришла домой, слегка запоздав, набросился на нее и забил до смерти на глазах у пятилетней дочери. Его потом уведут - навсегда, и дочь его больше никогда не увидит. ... Так внезапно оборвалось беззаботное детство, и настала пора испытаний: "В деревне ползли слухи, что наша семья проклята. Я так и считала еще долгие годы... Когда я шла по улицам, дети разбегались при моем появлении. Отпрыгивали в сторону, как лягушки... Чтобы не видеть этого, я привязала какие-то жестянки на веревочку, и они позвякивали, когда я тащила ее за собой, предупреждая и отпугивая таким образом ребятишек... Постепенно меня все оставили..." (с. 153 - 154). ... Об этом вспоминала Султана (так зовут героиню повествования) уже почти тридцатилетней, вернувшись на этот "край земли". Ее сразу узнали по приезде, напомнив, что лучше бы сюда ей не возвращаться: здесь не забыли о том, что она из той, "проклятой" семьи, дочь "запретной" женщины ("не знавшей стыда", покрытой "позором бесчестья"), но и сама ставшая таковой: ведь вырастил ее "руми", французский врач, взяв ее из приюта, потом помог выучиться, а потом она и сама уехала "к ним", к "руми", из родной страны, - а значит, она - "предательница", "нечистая", "продажная", "содержанка руми" - врагов, пусть даже и лечивших их здесь, в этом глухом, забытом богом краю... (с. 155). ... Память о войне с французами тогда еще была свежа, и люди продолжали смотреть подозрительно даже на тех европейцев, кто остался в стране и помогал ей подняться из руин и разрухи. ... Французов "выдавят" из деревни (как и по всей стране), но Султана, которую они успели определить на учебу в город, помогли устроиться в интернат, уже твердо знала, что никогда "не уступит" тем, кто, согласно "правилам", охраняя женщину от "измены", от "бесчестья", порицая ее за "надругательство" над "честью семьи", на самом деле совершал ... надругательство над ней самой, над ее свободой: "Я стискивала зубы, - вспоминала Султана, - и говорила себе: "Нет, они не завладеют мной, не убьют меня, как мать.