Discourses of Empire and Nation in Early Twentieth-Century Bessarabia: Russian–Romanian Symbolic Competition and the 1912 Anniversary

This article discusses the celebration of the centenary of Bessarabia’s annexation to the Russian Empire in May 1912 and its significance for the conflicting rival Russian and Romanian discourses over this region in the early twentieth century. The authors argue that this event marked a defining moment in the consolidation of Bessarabia’s status as a contested borderland and had a powerful influence on the mutual Russian and Romanian claims to the province’s “symbolic inclusion.” On the one hand, it represented the high point of the attempts of the imperial authorities and the Russian public sphere to construct a coherent image of the province and to forge a representation of Bessarabia as an organic part of the imperial polity. On the other hand, it stimulated a “symbolic competition” between the Russian and Romanian visions of Bessarabia and its population, adding further complexity to Russian–Romanian relations both in the political and symbolic spheres. The Bessarabian case is an excellent illustration of the shifting patterns of identity politics and political mobilization in the late Russian Empire. The 1912 anniversary led to a “hardening” of the imperial discourse while also emphasizing its uneasy cohabitation with the “nationalizing motives” and its internal contradictions. The 1912 ceremonies performed in the Russian Empire also had consequences for the Romanian national narrative, including the firm placing of Bessarabia on the map of the Romanian intellectual community and the increased presence of Bessarabian topics in the political debates of the day. The peripheral Bessarabian context acted as a mirror for the dilemmas of state-building and identity construction in both cases. On the Russian side, the older concepts of dynastic loyalty and Orthodox unity had to adapt to the nationalizing vocabulary of ethnicity and “populist” rhetoric; on the Romanian side, the broadly shared national consensus was questioned in terms of priorities and ultimate goals. These processes intersected in May 1912, when the Russian and Romanian “scenarios of belonging” were enacted on the occasion of the festive ceremonies in Bessarabia and the opposing “rituals of commemoration” in the Romanian Kingdom. Резюме: В этой статье обсуждается празднование столетнего юбилея присоединения Бессарабии к Российской империи в мае 1912 г. и использование этого события российскими и румынскими общественно-политическими дискурсами, которые боролись за этот регион в начале ХХ века. Авторы доказывают, что юбилей 1912 года стал определяющим моментом в закреплении статуса Бессарабии как оспариваемой окраины ( contested borderland ) и во многом повлиял на российские и румынские притязания, связанные с символическим включением Бессарабии в пространство империи или нации. С одной стороны, юбилей знаменует собой высшую точку усилий властей империи и российского общественного мнения по конструированию цельного образа бессарабской окраины как неотъемлемой части политического пространства империи. С другой стороны, события 1912 г. придали новый импульс символическому противостоянию между российским и румынским видением Бессарабии и населения края, усложнив и без того непростые русско-румынские отношения в политическом и символическом поле. Бессарабский случай – прекрасный пример изменений, происходивших в области политики идентичностей и политической мобилизации в поздней Российской империи. Церемонии 1912 года привели к ужесточению имперского дискурса, но также выявили проблемы его сосуществования с националистическими тенденциями и его внутренние противоречия. Празднества, организованные в Российской империи в мае 1912 г., имели серьезные последствия и для румынского национального нарратива. Они выразились, прежде всего, в окончательной локализации Бессарабии на ментальной карте румынского интеллектуального сообщества и во все более ощутимом присутствии бессарабской тематики в тогдашних политических дискуссиях. Периферийный бессарабский контекст явился своеобразным зеркалом, отображавшим процессы государственного строительства и конструирования идентичностей. В российском случае, традиционные понятия династической лояльности и православного единства все больше приспосабливались к национализирующему языку этничности и к популистской риторике. В Румынии был поставлен под вопрос национальный консенсус, которому долгое время следовали политические элиты. Как приоритеты, так и окончательные цели румынского национального проекта подверглись сомнению и критике. Эти процессы пересеклись в мае 1912 г., когда российские и румынские сценарии пространственного воображения вступили в открытое противостояние по случаю праздничных церемоний в российской Бессарабии и ответных “ритуалов памяти” в Румынском королевстве.